значит… начинается всё того, что я оказываюсь на Озерке… и петляю меж рядами с кухонной утварью, шмотьем и т д.

и сколько бы не ходила, прихожу к тому месту, откуда начала свой путь… Смотрю я, что уже темнеть начинает. Спрашиваю у какого-то дядьки как пройти на остановку 36 маршрутки.Он говорит, мол не ходит отсюда 36-ая и надо сесть на 125-ю, доехать до центра и оттуда на 36 пересесть… и сказал где же ту 125-ю найти. С трудом выбралась я за пределы рынка и оказалась на каком-то пустыре. Погода к тому времени совсем испортилась: небо серое, как перед апокалипсом, ещё чуть чуть и дождь хлынет, а я чёртзнаетгде нахожусь и маршрутки никакой словить не могу. Тут слишится мне мелодия тихая такая, будто из шкатулки какой, знаешь? Оборачиваюсь — передо мной женщина та самая стоит. Я спрашиваю, мол вы тоже 125-ю словить хотите. Она кивает молча. Странная какая, думается… Стоим. Вот какая-то маршрутка подъезжает, женщина в нее садиться, а чуть я шаг к адской этой машине ступила, она с места рванула, а глаза пылью забило… Когда их наконец открыть смогла — никакой маршрутки нет. Снова одна на пустыре стою… И тут слышу, что та самая мелодия играет, оборачиваюсь— та самая женщина… Я спрашиваю, мол вы тоже125-ю словить хотите. Она кивает молча. Странная какая, думается… Стоим. Вот какая-то маршрутка подъезжает, женщина в нее садиться и я протиснуться таки успела.

Едем. Смотрю в окно — пустырь. Тривожно стало, ведь маршрутка в центр ехать должна, а тут вроде уже за город выехали. Оглядываюсь на пассажиров — олимпийское спокойствие, только один мужчина (мне тогда показалось, что это Лизин отец) занервничал. Кинулся он к водителю чтоб тот остановил — безрезультатно. Так мужчина тот, Лизин папа, двери как откроет, да как сиганет с маршрутки, несущейся на предельной скорости. Итог очевиден...

… дальше разрыв временной и пространственный, так как помню я что дальше я уже в городке небольшом. Старая Прага, как мне показалось из-за архитектуры. Я вокруг осматриваюсь: люди ходят, вон ресторанчик неподалёку, шумно… А я то, в растерянности и отчаянии подхожу к первой попавшейся двери, дёргаю за массивное кольцо, вхожу...

темно… и тут впереди огонёк свечи… я иду за огоньком и вскоре могу различить силуэт «той самой» женщины. Так мы с ней по узкому коридору, по лестнице и снова в лабиринт узких проходов… и вышли к двери. Она стучит и ей открывает мужчина лет 30-ти, кавказской национальности (можно ведь так сказать?). Женщина говорит, мол нам бы комнату на ночь снять.

Он отвечает, мол, окай пойдёмте я вам дом покажу. Мы идём за ним, входим в большой стариинный красивый зал под готику с длинными узкими окнами по всему периметру. Я оглядываюсь — ни тётки, ни мужика. выхожу из зала, слышу шум, поворачиваюсь и вижу жуткую картину: мужик завернул ту тетку в белую простынь, взгромоздил на стул и набросил петлю на шею… облил тётку кислотой, врезультате чего ее разьело так что тело и простынь стали одним единым месивом… она бьется в агонии и хватается за кандлябр с зажжёнными свечами, но теряет равновесие и падает со стула. Естественно петля затягивается и она помирает. А мужик поджигает ее и стул и выходит через заднюю (не мою) дверь. Я все это время наблюдаю происходящее сквозь щель в дверном разьеме. И тут, сама понимаешь, какой меня ужас охватил… боюсь повернуться и его увидеть… Сижу притаившись. Никого… Я бежать из этого проклятого дома, петляла в темных лабиринтах коридоров, комнат хитросплетениях… и наконец снова в том готическом зале, озарённом лучами вечернего тёплого солнца оказываюсь. Тут в отчаянии и страхе, думаю будь что будет и мимо трупа и обгорелой частично мебели с разбегу в окно...